Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Я так долго красила эту голову, что красить его в полный рост мне было уже лень, да и раздражать начало. Так что вот вам Нор в моём скромном исполнении. и там ещё была его рука, отдельно от головы, и вообще она порхала в воздухе, так что... Если кто-то из художников вдруг случайно наткнётся на сие, пусть не бьёт меня сильно
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Буду кэпом, но всё равно скажу, что сегодня первое сентября. Собственно, никаких особых чувств этот день во мне не вызывает, кроме желания ныть, что лето уже закончилось и универ уже близко. Говорят, в этом году нас ждёт мат. физика, которая как диф.уравнения, только хуже, и от физики там почти ничего нет х) Одни тройные интегралы. Что ж, надо собраться с духом и вступить в бой, как я это сделала с теорией вероятностей в прошлом семестре. Чёрт, эти 47 баллов за экзамен всё ещё делают меня крутым математиком в собственных же глазах!
А вообще, я загадала вчера увидеть во сне Росберга, но ничерта подобного мне, конечно, не приснилось. Медийные лица в общем-то снятся мне нечасто, снов из цикла "сон мечты" я могу припомнить только два: первый - с Алексом, второй - с Джудом Лоу, Дауни-младшим и Ларой Пульвер. На этом всё, господа; как ни прискорбно, но все остальные мои сновидения обычно состоят из знакомых/незнакомых, но вполне себе "земных" людей. Вот и этой ночью мироздание не дало мне шанс прикоснуться к прекрасному :D
Зато проснулась я с каким-то дурацким желанием написать пост о том, как же я терпеть не могла (и не могу до сих пор) школу и своих непутёвых безмозглых одноклассников. Не все они, конечно, были таковыми - парочка адекватных нашлась, Саймон и И., например, - но в большинстве своём мы взаимно недолюбливали друг друга, но делали вид, что всё хорошо. О деньки, полные лицемерия! Только сейчас понимаю, что упустила то время, когда могла послать всех к чертям и при том сделать это абсолютно справедливо. С другой стороны, думать о том, чего уже не исправить - это не то, о чём я должна думать сейчас, потому что время действительно расставило всё по своим местам, и я учусь в одном из престижных заведений города, получая одну из востребованных профессий за бесплатно, а кто-то платит бешеные деньги за то, чтоб быть в дальнейшем неизвестно кем. Хах, был у меня ещё один одноклассник, совершенно уверенный том, что поступит в Бауманку, но в итоге не поступил; а мне как раз научный руководитель по курсовой в мае месяце предлагал попробовать поступить туда, но я отказалась. Всякое бывает...
И в данный момент, вот прямо сейчас, когда я пишу это, мне кажется, что всё правильно. И все те люди, и все те эмоции - без этого я бы не была тем, кем я являюсь. Всё верно. Так, как и должно было быть.
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Вообще, я человек не особо фанатеющий. Ну, то есть у меня любимчики, конечно, - в музыке, в кинематографе, в спорте даже - но я не из тех, кто может придушить человека за любое упоминание о них в плохом ключе. Вот помню, как Н. не выносила, когда кто-то называл Лану Дел Рей безголосой, или как мальчишки называли Алекса молокососом х)) Она готова была спорить с ними до последней капли крови, а мне что? А мне норм, как говорится. Я просто продолжала себе слушать этих исполнителей, вот и всё, ведь если я и выбираю любимчиков, то от своего вряд ли отступлюсь, так что никакие разговоры не могут сбить меня с намеченного пути.
Кстати, об Алексе. Как-то в у-мыле Катя удивлённо восклицала в одном из сообщений, мол, как? Ты всё ещё всем сердцем за Тёрнера? Так вот, Катя, теперь я уже не за Тёрнера х) Нет, за него конечно тоже (пафосные британцы никогда не выйдут из моды), но ты же понимаешь, что устоять перед красавчиком-блондином я никак не могла. Блондины - это моя страсть. А уж симпатичные и успешные блондины... Да ещё и гонщики! В общем, встречайте, стелите красную дорожку, устраивайте салют и осыпайте лепестками роз - Нико Росберг Моя новая лубофф, вроде как. Впервые я услышала (а точнее прочитала) о нём у Полина-чан, а потом, ввиду своего природного любопытства, полезла гуглить и собирать досье х) Ну и смотреть на фоточки, естественно, как же без них. Не удивительно, что после некоторых нехитрых манипуляций вот такой вот Нико стал красоваться на экране моего самсунга. У него тут такое ангельское личико, право слово :3
И всё бы ничего, если бы на недавнем Гран При Бельгии наш ангелочек Росберг не подбил бы своего сокомандника, Льюиса Хэмильтона. Ох и разговоров было... и большинство, конечно, винило Нико в инциденте. Я не эксперт, конечно, так что соваться в это дело не буду, скажу лишь, что, как я и писала выше, чужие мнения обычно мало влияют на моё решение фанатеть по кому-нибудь, и этот раз отнюдь не является исключением. И если уж на то пошло, то симпатичных, успешных и хитрых блондинов я тоже очень люблю
Кстати, вчера мы с Полиной часа два, наверное, не могли успокоиться и перестать петь Нико дифирамбы в фейсбуке х) Даже хотели связаться с ним, специально, чтобы спросить, как он учился в школе Ну а чего, я хочу знать уровень его IQ, мне это важно! х)) Вот это видео, впрочем, слегка успокаивает в этом плане. Эх, где мои 15 лет, хочу чтоб профессор Росберг учил меня физике *_*
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Если вы взглянете на мой прошлый пост, то вы увидите, что там я выразила желание писать о скандинавах, а в частности - о Норвегии, ибо очень уж он мне приглянулся в свете последних событий. Так вот - не глядите на мой прошлый пост Потому что я снова пишу ФрУк. В остальном в моих планах Германия/фем!Италия и Австрия/Венгрия для сборника "Между строк". И что интересно: Северная Италия как таковой, мужского полу, меня почти никак не интересует, зато вот его фем!версия вызывает во мне куда большую симпатию и в коей-то мере даже сострадание. Ещё бы, вы попробуйте любить Людвига, холодного аки Альпийские вершины х) А уж с Австро-Венгрией всё ясно с самого начала - Австрию я люблю, он персонаж многогранный (чего строит один только Родя-тиран! ), ну а Венгрия его вполне канонная возлюбленная.
***
Что же касается мирской жизни, то ликуйте же все, кто с таким нетерпением ждал, когда я наконец запишусь на курсы английского! :D Завтра у меня первый урок, в 10 утра, да. Заодно буду приучаться вставать пораньше. А вообще, история записи на эти самые курсы уморная - услышав, что из подготовки у меня за плечами только школа, тетёнка-регистратор сделала круглые глаза и сказала, мол, милочка, вам с нуля начинать надо, какой там IELTS, о чём вы! Ну я не растерялась, тестирование, говорю, будет? А то тут голословные обвинения пошли х) После этого меня, что называется, сопроводили в другую комнатку, пообщаться с милой девушкой - что-то вроде собеседования для определения уровня. В итоге эта девушка заключила, что нахожусь я где-то в самом конце Pre-Intermediate и в начале Intermediate, похвалив моё произношение и неплохую грамматику, и общими усилиями мы пришли к выводу, что за месяц я быстренько пройду - по сути повторю - курс Pre-Intermediate, а затем уже и пойду дальше, по 2 месяца каждый уровень.
Также для прокачки моих, так сказать, English skills, в тот же день я таки подобрала себе книженцию для прочтения в оригинале - уже прочтённая мной на русском "Над пропастью во ржи" Сэлинджера. Пока что 8 глав мной осилены (за два дня), и я ещё жива, так что всё не так страшно, как мне казалось х)
***
Ну и в конце, как водится, пару строк о рисунках. Когда давным-давно я хотела докрасить рога Малефисенте, но не судьба, видимо Малефисента без рогов, так-то
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Не знаю, кого как, а меня нынешняя Фандомная Битва пристрастила к скандинавам и к Норвегии в частности. Раньше я как-то не особо обращала внимание на существование этих стран в принципе, ибо никогда не лезла на Вики, чтобы узнать хоть немножечко фактов из их истории, да и в аниме мне, что называется, не додали (впрочем, возможно, всё-таки додали, но только тем, кто это аниме смотрел вплоть до последнего сезона и читал мангу).
Так что спасибо ФБшникам за чудесные работы "Безымянные вещи", "Проект" и "Морской узел" - просто прекрасны, я полностью погрузилась в характеры и персонажей.
Теперь хочется только писать, писать и писать - меня всегда вдохновлял чужой труд, чужое виденье и фантазия. Осталось только подтянуть историю и не уйти в ООС с моим-то огромным пробелом в представлении персонажей.
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Можно было бы окрестить сию запись третьей частью заметок юного путешественника, но текста будет маловато, особенно по сравнению с предыдущими записями на эту тему. Собственно, в этом посте будет немного информации об особенностях национального турецкого трапезничества х)
Есть у турков одно фирменное блюдо, называется оно "Iskender" - это тонко нарезанное жаренное мясо (оно срезается с вертикального вертела, как и мясо в шаурме, которую, кстати, в Турции и у нас величают döner), наложенное на кусочки хлеба и поверх политое специальным соусом, уж не знаю, из чего этот соус готовят.
Так вот, сидим мы, значит, в ресторанчике, меню рассматриваем, и тут - оп, Iskender! Мама читала о том, что это вкусно, но не знает, из чего оно делается. Зовём официанта, спрашиваем, он поясняет всё вышеизложенное и добавляет, что блюдо подаётся ещё и с йогуртом. На этой ноте мы все синхронно представляем мясо с йогуртом и кривим лица, прося йогурт оставить при себе, а остальное уже принести нам, но официант начинает заверять, что вся изюминка Искендера как раз таки в соусе с йогурте и состоит. "Будет очень вкусно, только попробуйте!" - говорит он нам. Что поделать - мы соглашаемся на его столь настойчивые уговоры. Правда, я, как не любитель всяких подозрительных соусов вообще, заказывать сие на свою долю отказываюсь и беру просто döner (кстати в Турции он может быть и не в хлебе или лаваше, как все привыкли, а в этаком "раскрытом" виде: мясо на тарелке с печёными помидорами, тёртой морковью, зеленью и капустой. А также почти ко всем блюдам подают рис).
И вот, настаёт момент истины - две порции Искендера подают к нашему столу. С виду, как на мой взгляд, не очень - соуса многовато, а я, как ценитель эстетической стороны кушанья, не могу оценить что бы то ни было в этом самом соусе плавающее. Итак, соус, мясо, всё на месте, а сбоку подали небольшую порцию так называемого йогурта. Папа на свой страх и риск этот самый "йогурт" пробует - и тут же удивление на его лице сменяется улыбкой. Оказывается, турки называют йогуртом наш гатыг (катык/простоквашу)!
***
Кстати говоря, порции у них подают достаточно большие, такие, что наедаешься аж до самой ночи. Мы обедали (режим питания нарушать нельзя! х) ) где-то в 4-5 часов дня, и примерно в 10 вечера перекусывали бутербродами с колбасой - нам хватало. Правда, наша еда всё равно лучше Турки стараются есть более здоровую пищу, по возможности не используя соли и масла, а это, сами понимаете, уже не тот вкус ;)
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
В общем, сегодня у меня как бы День Рождения, который заканчивается через несколько минут :D Обычно я пишу посты о сием важном событии не так поздно (вообще-то я пишу их утром, пока никого нет), но сегодня гости неожиданно заявились на наш порог аж в час дня, а в час дня, как вы уже успели понять, никто их не ждал х) Я побежала быстренько докрашивать недокрашенный глаз, мама - в кухню, доваривать недоваренное, папу послали в магазин, а бабушка приготовилась выносить предстоящий шум и гам.
Но мало того, что гости явились раньше обычного, так ещё и в каком количестве! х) Одним словом, за весь день наша небольшая квартира вместила: моего дядю с женой и двумя детьми, мою тётю с тремя детьми, другую мою тётю с двумя детьми и мужем, папину тётю, папиного дядю с женой, сыном, невесткой и её ребёнком. Вот такой вот веселый 19-ый день рождения я провела Дома говорят, что не могут и припомнить, когда у нас столько народу собиралось-то вообще)
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Хм, что-то мне подумалось, что надо бы иметь в своей жизни хоть одну англоговорящую подруженьку. или друга,м? А где её найти? Правильно, я не знаю =.=
И не то чтобы это единственная проблема Просто если бы я даже и знала, где её/его найти, я бы всё равно, наверное, ни за что в жизни не стала бы знакомиться. ( Нет, ну вы что, в самом деле! Англоговорящий человек! Он меня съест!) В общем, тараканы в моей голове, видимо, продолжают жить-поживать и добра наживать, да. А практика инглиша-то всё ещё нужна...
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Наконец-то мне получше и я могу продолжить свой рассказ. Ахтунг! В этом посте фоток даже больше, чем в предыдущем х)
08.08.14. Продуктивный денёк, ничего не скажешь - ходили поглядеть на египетский обелиск, змеиную колонну и обелиск Константина, которые располагаются на одной линии, на возвышающийся сбоку дворец Ибрагима паши, великого везиря султана Сулеймана (жаль только, что он был закрыт на реконструкцию т.т ), на миллионный камень, а также цистерну Базилику изнутри.
Кроме того, за сегодня мы успели ещё пройти вдоль трамвайных путей от площади с Айя-Софией (минут 20 это у нас заняло) и дойти вплоть до самого моря и Босфора с целью, собственно, прокатиться по последнему на прогулочном катере. Прогулка эта заняла два часа, от Галатского моста и дальше в сторону большого подвесного моста, соединяющего европейскую и азиатскую части Стамбула. Как видно, нас и во время этой прогулки настиг дождь))
...Но и это ещё не всё х) Под моросящим дождичком мы решили (раз уж пришли в эту часть города, чего нет-то?) подняться от Галатского моста выше, по узким улочкам к мечети Сулейманийе, построенной знаменитым архитектором Синаном, рядом с которой находятся и захоронения султана Сулеймана, его жены Хюррем султан и дочери Михримах султан. Конечно, в склепе имелись захоронения и других султанов, их дочерей и жён, а также внуков, но после "Великолепного века" именно вышеупомянутые имена вызывают самую живую реакцию у туристов)
А после сего хождения вверх-вниз по холму (а Сулейманийе располагается на некоторой возвышенности) пришло время релакса в парке Гюльхане, где султаны, о которых в этом посте упоминается очень часто, любили гулять со своими домочадцами. Парк действительно большой, он прилегает к Топкапы и являет собой прекрасное местечко не только для прогулок по тропинкам меж огромных деревьев, но и посиделок на лавочках и простого созерцания. Воздух, должна сказать, свежий и чистый, как нигде)
парк ГюльханеПри входе в парк вас встречает вот такой фонтанчик в виде книги, ибо рядом находится музей литературы. Струи воды иммитируют перелистывание страниц - оригинально)
Также рядом находится музей техники и чего-то там ещё, я не запомнила х) Собственно, перед ним и стоит сие:
09.08.14. На девятое число мы запланировали поездку во Флорью (это район Стамбула такой), ибо там несколько лет назад открыли один из самых больших аквариумов в мире. Его залы поделены по географическому признаку: входя в аквариум, если я не ошибаюсь, можно окунуться в Мраморное море и поглядеть на его обитателей, затем - рассмотреть обитателей Красного моря, Средиземного и т.д. вплоть до Тихого океана. В некоторых залах за стеклом плавают самые настоящие акулы, так близко к зрителям, что аж страшно становится, а в других у вас над головой может "пролететь" милый скат и даже не один *_* Кроме того, в программу также входит тропический павильон, где можно посмотреть на пираний, диковинных лягушек, змей и даже большущего паука. (Последний меня совсем не порадовал. Бррр ._.)
10.08.14. Ну а этот день мы почти полностью посвятили хождению по сувенирным лавкам и рынкам) Также прокатились на трамвае до района Лалели, ибо, говорят, там полно магазинов и, соотвественно, вещей; однако, зайдя в несколько из них, мы поняли, что ничем особенным эти вещи от наших не отличаются, да и не ради шопинга мы вообще-то в Стамбул приезжали. Кстати говоря, вот вам и памятка №3 с предысторией, так сказать. Во время обратной поездки из аквариума во Флорьи мы всё никак не могли объяснить таксисту, что нам нужно к трамвайной остановке Сиркеджи. Таксист хмурился и переспрашивал, силясь разобрать нашу не то азербайджанскую, не то турецкую речь, и в итоге, наконец, выдал: "Аа, метро?". Вот так вот, господа, трамвай - это, оказывается, метро. Странные турки Так вот на этом самом "метро" мы и ехали в Лалели и обратно.
А вечером, уже по традии, пришли в парк Гюльхане, посидеть на скамеечке и подумать о бытие. На самом деле, прекрасное место, не устану это говорить - огромные деревья, сам ландшафт, милые мостики через искуственные пруды... И кстати только в этот день и заметила, что в парке летают попугаи, большие такие, зелёные, некоторые с раздвоенным хвостиком, некоторые - с длинным узким. То-то говорю, кто бы мог издавать такие странные звуки? А ещё видела журавлей, они тоже у верхушек деревьев летали. Чудеса да и только!
А, вот ещё, из разряда чудес и одновременно памяток: оказавшись в Стамбуле, не удивляйтесь количеству больших собак (и кошек тоже, кстати, но речь не о них) на улицах, и, уж тем более, не бойтесь их, ибо им на вас вообще-то начхать х) В самый первый день, конечно, и нам было страшновато увидать на улице трёх-четырёх беспризорных собак, размером со взрослую овчарку, но впоследствие мы поняли - они везде. Они среди нас Вот идёшь ты себе по улице, и тут смотришь - посередине дороги разлёгся пёс. Обходишь его спокойненько, а ему хоть бы хны, спит себе и спит)) Как правильно заметил один мимопроходящий русский турист: "Видимо, они тоже относятся к культурному наследию" х)
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Итак, как и обещала, путевые заметки ^_^ Хотелось, конечно, организовать их в стиле "прямого эфира", т.е. писать каждый день после прогулок, но, к сожалению, мощности интернета не хватало, чтоб быстренько загружать фотографии. А без них, согласитесь, пост вышел бы не таким интересным. Так что пишу сейчас и за все дни разом)
05.08.14. День вылета, он же день прилёта, ибо лететь до пункта назначения ровно 3 часа. Паспортный и таможенный контроль, а также прочие официальности в аэропорту оказались не такими страшными, как я о них думала) Всё произошло без проблем и лишней траты времени, кроме того, мы познакомились с одной замечательной женщиной, летящей заграницу уже не впервые и очень удачно - в этот раз вместе с нами. Так что сориентироваться в турецком аэропорту она помогла, конечно. (Теперь главное понять, как мы будем лететь обратно х) )
Кстати, о самом полёте: я совсем не переживала за него, даже с удовольствием глядела в иллюминатор, как во время взлёта, так и в продолжение всего полёта и посадки. В связи с этим хочу поделиться некоторыми фотографиями облаков и не только их :3
А, ну и ещё - стюардессы и стюард в самолёте были настоящими душками! х) Улыбчивые, вежливые, - словом, премилые люди)
Ну и да, по прилёту и обоснованию в отеле, мы, конечно же, сразу направились осматривать окрестности, благо далеко ходить было не за чем - жили мы в самом историческом центре Стамбула, так что до Айя-Софии и Голубой мечети идти всего минут десять. Так вот, вышли мы, значит, и сразу пошли не в ту сторону Хотя мечеть и там была, только маленькая и не такая известная) И сейчас небольшая памятка для тех, кто не в курсе: при входе в любую действующую мечеть, вам обязательно надо повязать голову платком/шарфом и снять обувь, и если первое относится только к женщинам, то второе - абсолютно ко всем.
Затем, развернувшись, мы решили-таки пойти в противоположную сторону, по направлению к главным достопримечательностям,в результате чего уже через несколько минут могли воочию лицезреть вышеупомянутую Голубую мечеть и Айя-Софию в вечерних сумерках.
06.08.14 День второй, так сказать, уже полноценный х) С самого утра, позавтракав в 9 (некоторые знают, как я не люблю вставать в такую рань и, о ужас, сразу садиться есть, но что поделать х) ), мы решили не медлить и сразу же пройти тем же маршрутом, что и днём раньше, к обеим мечетям (точнее, к мечети и бывшей церкви), чтобы не стоять в очереди перед ними же. Впрочем, в очереди постоять всё же пришлось, но всего-то минут 5-10, наверное, так что памятка для тех, кто не в курсе, №2: если хотите спокойно пройти в какую-то ни было достопримечательность и не жариться долго на солнышке, то приходите по раньше, часиков в 10 утра.
Прямо напротив Голубой мечети и стоит знаменитый собой Святой Софии, нужно только пересечь парк. По одну сторону этого парка, кстати, стоит хамам, построенный по приказу Хюррем султан (той самой, из того самого сериала, если кто смотрел х) Я тоже к таковым отношусь, не знаю, к стыду ли).
Чуть отдохнув, мы пошли исследовать Мраморное море и, собственно, набережную. И тут, к моему удивлению, первым, что я заметила, а точнее сказать даже учуяла, было отсутствие характерного запаха моря, который, например, у нас можно почувствовать сразу же при приближении к Каспию. Нет, конечно, полностью запах всё-таки никуда не исчез - море же как-никак - но он едва ощутим. (Возможно, у нас просто слишком много добывают нефть :D ) К ещё одному отличию можно отнести и цвет воды - наше море более голубое что ли, тогда как Мраморное насыщенного сине-бирюзового цвета + оно однотонное, в отличие от нашего, глубина которого видимо сильно варируется и, соответсвенно, цвет меняется от более тёмного к более светлому. Кроме того, меня поразили купающиеся. Купающиеся прямо там, на набережной о.о Ну, наверное, это и есть некое подобие пляжа... Но мне казалось, что пляж везде одинаков - огороженный и с мягким песочком, а не прямо свернув с дороги и с огромными камнями. Люди прямо вот на этих самых камнях и сидели!
Мраморное море Этот парень прямо таки вовремя проходил мимо х))
07.08.14. На этот день мы запланировали поход всего в одно место - дворец Топкапы, ибо это даже не дворец, а целый дворцовый комплекс с садом, гаремом, павильонами, сокровещницей и прочим, прочим. Билеты стоят 45 лир, что не дёшево, но оно того стоит, я думаю, ведь обойти сию огромную территорию вдоль и поперёк, прочувствовав весь масштаб султанских покоев, осмотреть каждую стену, дверь, каждый купол и каждый завиточек причудливой росписи - непередаваемо *____* Мало того, там же ещё полным-полно комнат, содержимым которых являются такие музейные экспонаты, как османская одежда различных веков, настоящие ордена исторических личностей - причём эти ордена не только местного, так сказать, производства, но ещё и захваченные сефевидские, европейские, русские - мечи, ножи, перстни султанов, вазы, ларцы, украшенные золотом и драгоценными камнями, броши с очень (правда очень) большими изумрудами, фляги для воды и церемониальные принадлежности (и всё это, ещё раз повторяю, абсолютно всё сверкает просто невероятным количеством драгоценных камней, золота, даже бриллиантов), броши для украшения волос невесты. Также мне посчастливилось увидеть троны правителей, в том числе и трон султана Сулеймана Великолепного (того самого, опять же), а также люльку, очевидно, младенцев, рождённых в семьях правящей династии, ибо она тоже была отделана камнями.
После обхода всего вот этого великолепия, как не трудно догадаться, мы уже пребывали в состоянии трёх выжатых лимонов х) Ещё бы: прийти в 10 утра, а выйти примерно в 2 часа дня. Впрочем, до выхода мы всё-таки успели ещё из последних сил "проползти" по комнате для собраний дивана ( диван - совещательный орган, включал везирей империи) и по музею оружия. Вот последнее впечатлило не меньше сокровищницы *___* Огромные мечи, сабли, ножи, ружья, доспехи, щиты, лук и стрелы... Кстати говоря, в этом музее выставлены не только мечи, сабли, ружья и прочее, прочее, собственно, османов, но и все вышеперечисленные предметы, подаренные османским правителям и привезённые этими самыми правителями в качестве трофеев. Среди трофеев, между прочим, нашёлся и английский меч, английское ружье (хотя, наверное, это пистолет) и пистолет французский. Первый оказался больше второго, если вам интересно
...Так вот, когда мы вышли из Топкапы часа в два-полтретьего и пошли, наконец, кушать в ближайший уличный ресторанчик, то за трапезой нашему взору предстала сия многообещающая картина: со стороны Голубой мечечи по голубому доселе небу плыли тёмно-серые и, что совершенно точно, ливневые облака. Так что до отеля нам пришлось не дойти, а добежать, глядя на эти самые ужасные облака и боясь не успеть вовремя укрыться от надвигающейся бури (а ветер к тому времени тоже уже поднялся довольно-таки прохладный), но всё-таки немного не успели - провели две минутки под дождём, ну, да это не страшно. Потом ливень хлынул со всей силы, сопровождаемый молнией и раскатами грома - какой контраст с жарким и душным днём!
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Сегодня пасмурно, недавно был дождь и пришлось закрыть окно, но в комнате этим самым дождём всё равно ещё пахнет. Когда я дома, то дождь я люблю :3
Дописала драбблик по Франции/Бельгии и подумываю теперь превратить "Долю шутки" в сборник. Ну, как минимум, туда добавится ещё РусАме (чёрт, я когда-нибудь напишу это вообще?), который вертится у меня в голове. Впрочем, пока только в голове, на бумаге ничего нет, причём в ближайшее время вряд ли будет - завтра я отбываю с родителями в Стамбул Первая моя поездка, первый полёт на самолёте, надеюсь всё пройдёт хорошо, а то я, как обычно, переживаю. Ну ещё бы - тут-то из дома лишний выходишь и переживаешь, а сейчас надо лететь заграницу! Хотя, в некотором роде это приятное волнение. Столько впечатлений меня ждёт! *-* Не могу дождаться, чтоб увидеть дворец Султана, мечеть Сулейманийе, Айя-Софию и ещё кучу всего~
Пробуду я там 5 дней, чтоб все знали х) Ну а вообще я постараюсь писать сюда о впечатлениях, да.
Катя, письмо тебе я отправила сегодня^^ Надеюсь в этот раз оно дойдёт)
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Мне когда-нибудь перестанут сниться близнецы? Ну, или очень похожие друг на друга люди, причём внешне они почти не отличаются, а вот внутренне... и нет, я не про кишки х) Характеры, манера поведения, отношение ко мне любимой - всё в этих с виду идентичных людях разнится.
В остальном почти бредовый и парадоксальный сон, где к собственным знакомым я относилась хуже и с сомнением, а к совершенно незнакомым людям - лучше и с интересом. Впрочем, кое-что всё-таки осталось неизменным: из двух похожих друг на друга парней я непременно испытывала симпатию к язвительному вредине, а не к своему доброму другу. Как это на меня похоже
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Ну вот, не прошло и полгода, как я села-таки исполнять заявку Если кто не помнит, то заявок было целых две (причём одна из них имела четыре варианта ответа) - вот отсюда. Так вот, взялась я прямо за первую же заявку (от N.Wind), за первый же, собственно, её вариант, ибо над ним я думала больше всего и именно он показался мне довольно интересным. И хоть приключения в моей голове не сложились, зато есть небольшой намёк на Пруссия/Франция. Очень небольшой, но есть.
Что ж, Винд, надеюсь, что тебе придётся по душе сия писанина :3
Свет из большого окна – от потолка с причудливой лепниной до паркетного дубового пола – заливал всё вокруг, отражался в зеркальных поверхностях, танцевал бликами в ярко-голубых глазах с сузившимися зрачками. Казалось, что в этих глазах небо, но Гилберт этого не замечал. Или не хотел замечать.
Он вообще был не в восторге ото всей этой затеи, хоть и сам её зачем-то придумал. Теперь вот сидел, по очереди нажимая указательным пальцем по белым и чёрным клавишам, и проклинал всё на свете – в первую очередь, изобретателя рояля – пока Франциск что-то там втолковывал ему касательно нот. «Какие к чертям ноты?!» - возмущался про себя Байльшмидт, но француз уже разошёлся не на шутку, поясняя всё воодушевлённей и вообдушевлённей, размахивая руками всё ближе к чужому лицу. Пруссия, в свою очередь, всё бездумнее и бездумнее кивал головой. Не то чтобы Франция был плохим учителем, нет, даже наоборот, однако вот к хорошим ученикам Гилберт вряд ли мог бы себя отнести, тем более что обучали его не военному делу, а – надо же – игре на рояле. Конечно, научиться этому не так-то просто и не так-то быстро, понимал Пруссия, но когда он просил об услуге француза, то совсем не подозревал, что это занятие покажется ему настолько занудным и скучным. Впрочем, зная склонность своего друга к авантюрам, приключениям и прочим забавам, не требующим долгого сидения на пятой точке, Франциск мог бы и догадаться о вышеупомянутых качествах процесса обучения, однако Гил сам просил дать ему урок, так что Франция теперь просто выполнял просьбу (с огромным, надо сказать, удовольствием для себя же самого, ведь ему всегда нравилось поучать остальных, будь то даже его собственный друг).
Итак, Байльшмидт покорно продолжал внимать речам Бонфуа, который к тому времени перекинулся зачем-то на историю музыки и вещал о композиторах не менее вдохновлённо, чем о нотах и их звучании. Выражение его лица в этот момент было таким мечтательным, почти ангельским; он всё говорил и говорил, иногда наигрывая что-то, а Гилберт, между тем, перебарывал в себе желание заснуть, опустив голову вот прямо на эти самые клавиши. Ну, а что? Хоть какой-то аккомпанемент.
Хотя в итоге Пруссии, конечно, надоело. Он смотрел на Франциска, на того самого Франциска, с которым они часто напивались и попадали во всякие передряги; на Франциска, который мог быть ужасно злым, или тошнотворно лицемерным при случае, или поразительно хитрым, когда это требовалось, но сегодня он был только чрезвычайно одухотворённым. И, откровенно говоря, Гилберта это раздражало.
- Мне кажется, - совершенно кощунственно прервал он француза, - или рояль жуёт какую-то часть твоего тела?
Франциск остановился на полуслове и недоумённо взглянул на друга, грешным делом подумав, что тот слегка перебрал уже с утра.
- Вот эту, - Пруссия ткнул указательным пальцем Бонфуа прямо в лоб. – Этот чёртов рояль бессовестно пожирает твой мозг! А мне, знаешь ли, не хочется иметь рядом одержимого, вроде Эдельштайна.
Не найдя, что ответить, Франция только потёр лоб (вообще-то Гил слегка не рассчитал силы), затем поглядел на музыкальный инструмент, перед которым они сидели, и перевёл, наконец, взгляд на Байльшмидта, который уже поспешил встать с места, мысленно также пообещав себе больше никогда не возвращаться к этому занятию.
И рассмеялся – от души, задорно, открыто, так что Гилберту показалось, будто он даже заметил некую искорку озорного мальчишеского веселья, проскользнувшую во взгляде чуть прищуренных глаз. Как выяснилось, своеобразное предчувствие его не обмануло: француз встал, закрыл крышку злосчастного рояля, облокотившись на неё секунду спустя, подпёр рукой подбородок и произнёс заговорчески: - А вот теперь я хочу знать, зачем же тебе, mon ami, так нужны были эти уроки, если я по твоему же лицу могу прочитать, насколько тебе наплевать на них. О, мой дорогой Гилберт, можешь не отвечать – я достаточно хорошо тебя знаю, - ответил он тотчас же сам себе, театрально взмахнул рукой и возвёл глаза к потолку. – Кого ты хотел покорить? Своенравную Элизабет? Или, может быть, самого Родериха?
- Или, может быть, тебя? – произнёс вдруг Гилберт, очевидно, передразнивая Бонфуа и, вместе с тем, сам не зная, шутит ли.
В любом случае, в шутку эти слова всё-таки превратились, когда Франциск засмеялся первым – Байльшмидт последовал его примеру, расхохотавшись почти искренне. Ведь, в конце концов, в шутке – только доля правды, а над остальной долей можно и посмеяться.
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Я познала все прелести обводки простого рисунка (с портретами такое не пройдёт) гелевой ручкой, а затем обработки его в ФШ, так что решила создать несколько артов, посвящённых фем!версиям хеталийских стран.
фем!Франция оффтоп №1: и я до сих пор не умею рисовать пальцы .-. оффтоп №2: тени? какие тени?
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Автор: Nami-тян Фэндом: Hetalia: Axis Powers Основные персонажи: Англия, Франция Пэйринг или персонажи: Франциск/Артур Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Повседневность, AU, Учебные заведения Размер: Мини, 5 страниц Кол-во частей: 1 Статус: закончен Публикация на других ресурсах: С моего разрешения, с моим авторством. Примечания автора: О, как же легко было писать этот фик после ангста! Я прямо отдохнула.
По делу: опять студенческое АУ, где Артур и Франциск - одногруппники и будущие програмисты. (Прошлый фик на ту же тему назывался "Об ответственности, котах и вредных привычках"). Живут они в соседних комнатах в общежитии, имеют общий балкон, что очень важно, ведь балкон не последний персонаж во всём этом безобразии
читать дальшеБыло уже далеко за полночь, когда Франциск оторвал-таки взгляд от монитора: глаза уже не выдерживали напряжения, а мозг и вовсе почти кипел от обилия рядов и интегралов. Последний экзамен сессии должен был состояться уже завтра, а бедному студенту оставалось решить всего от силы два-три примера, но голова к этому времени полностью отказывалась работать по назначению, а только и думала, что о долгожданном сне и отдыхе. Поэтому приходилось лезть в сеть, чтобы, возможно, разрешить проблему. Впрочем, как выяснилось, в сети интегралами интересовались отнюдь не многие, так что Франциску оставалось последнее – видит Бог, он ведь испробовал все варианты! – пойти за помощью к человеку, который, как большинство было совершенно убеждено, даже спит в обнимку с учебником математического анализа.
Постучав в балконную дверь, Бонфуа заодно решил поглядеть на себя в её стеклянном отражении, – больно давно он не прихорашивался и не красовался перед самим собой – и, откровенно говоря, вид у него сейчас был не самый привлекательный, да и сегодня это было только на руку. Артур, весьма хмурый, как обычно, наконец, открыл ему минуту спустя, и сразу же заключил вместо приветствия: - Я так и знал. Франциск улыбнулся мило, насколько это было возможно, но на сурового англичанина этот приём, кажется, не подействовал. - Не понимаю, что мешает тебе стучаться во входную дверь, как все нормальные люди, - вздохнул Керкленд. – Чего тебе? - М, видишь ли, Артур, я пытался… - Только не говори, что на этот раз тебе нужны решения, - прервав француза на полуслове, с самого начала предупредил Артур, которому эти бесконечные поводы повидаться, зачастую просто придуманные Франциском, уже порядком надоедали. В прошлый раз это были лекции, часть которых тот каким-то неведомым образом потерял у себя же в комнате, в позапрошлый ему понадобилась книга, которая (надо же, как вышло!) оказалась в наличии только у Артура; ещё когда-то он просил мобильный номер преподавателя, чтобы проконсультироваться насчёт возникшего вопроса, и пока они искали этот самый номер, прошла добрая половина дня. В конце концов, это был месяц, целый месяц отдыха от назойливого общества (всех остальных и Франциска в том числе), но и тут Бонфуа ухитрялся не оставлять бедного одногруппника в покое! Вот и в этот вечер – а точнее, уже ночь, - ему хватило наглости снова появиться на пороге – на пороге, почему-то, их совместного балкона, куда выходили обе комнаты – и вид у него вновь был крайне взволнованный. - Там всего два примера, - сказал он, подивившись про себя экстрасенсорным способностям англичанина, и добавил для пущего эффекта почти умоляюще, - ну пожалуйста.
И, в общем-то, всё, что Артур мог сделать, исходя из этого умоляющего тона, так это закрыть дверь прямо перед носом непрошеного гостя, что, между прочим, было бы вполне себе милостивым поступком, ибо в его голове уже давно крутились самые разнообразные и отнюдь не такие гуманные способы спроваживания назойливого француза. Но с другой стороны, завтра им предстоял последний экзамен, после чего англичанин намеревался благополучно отбыть обратно в Англию на все оставшиеся месяцы отдыха, так что, решил он, можно и перетерпеть сей визит Бонфуа, не завершая учебный год обидами, так ведь?.. В итоге, к огромному удивлению последнего, Керкленд только цокнул языком и сделал в воздухе какой-то неопределённый жест рукой, а затем зашёл обратно в комнату, оставив дверь открытой, из чего Франциск заключил, что ему всё-таки можно войти.
Первым, что бросилось в глаза, был рабочий стол, весь заваленный книгами и тетрадями, а также аккуратно разложенными по стопкам листами исписанных черновиков – Артур всегда бережно хранил их до конца сессии, будто боясь выкинуть что-то раньше времени вместе с удачей, которая бы ему, невзирая на подготовку, всё равно пригодилась бы. Над столом горела лампа, её свет довольно хорошо освещал эти самые тетради и черновики, но, ввиду того, что свет этот был жёлтым, он достаточно неприятно действовал на глаза, особенно на глаза француза, только что вставшего из-за компьютера, так что тот поспешил сесть на первую попавшуюся поверхность и отвести взгляд. Неудивительно, что первой попавшейся поверхностью в комнате общежития могла быть кровать – кроме неё, собственно, здесь располагался только вышеупомянутый стол с креслом и шкаф, и Артуру было совершенно нечего возразить на некоторую вольность Бонфуа, пожелавшего усесться на уже расстеленной постели. Покопавшись в записях, он лишь вручил тому тонкую тетрадь и, заметив, что гость даже не удосужился взять с собой ни бумаги, ни ручки, отдал ему и это. - На, - с недовольным лицом прокомментировал он свои действия, - найти то, что тебе нужно, перепиши и уходи. Я спать хочу, - и, будто поразмышляв над чем-то, скрылся за входной дверью. - Merci, - только и успел ответить ему вдогонку Франциск.
***
Вообще-то, почерк у Артура был аккуратный и ровный, буквы стояли прямо, с небольшим наклоном вправо, округлые и правильные, выведенные почти каллиграфически, однако когда дело касалось цифр – а их всегда было слишком много в жизни студентов факультета прикладной математики – сей прекрасный почерк каким-то волшебным образом трансформировался в небрежные каракули, неровные дроби, исправления поверх написанного прямо ручкой. Какие-то решения в отданной Керклендом тетради были записаны явно в спешке, размашисто, растянуто чуть ли не на весь лист, с подчёркиваниями и объяснениями, другие, видимо, дополнялись позже, еле-еле втиснутые в оставленное для них место, третьи и вовсе были перечёркнуты. Разбираясь со всем этим и стараясь отыскать необходимые ему два примера, Франциск всё чаще поглядывал на мягкую подушку на постели Артура, так явственно манившую его – ох, как же он сам хотел спать! Вот только надо было разобраться с оставшимся заданием... Впрочем, решил Бонфуа, если он на секундочку приляжет вот на эту самую кровать, пока будет просматривать тетрадь, ему всё-таки удастся хоть немного расслабиться и отдохнуть после стольких часов сидения за учебниками и компьютером в кресле. Кроме того, ему даже не достанется за это от хозяина комнаты, потому что тот, - очень кстати, надо сказать, - кажется, и не собирался быстро возвращаться.
...Но когда Артур всё же вернулся в комнату с кружкой свежезаваренного чая (на кухне всё оказалось выпитым, так что пришлось заваривать снова), ожидая уже не застать там своего одногруппника, ему оставалось только кое-как перебороть себя, чтобы не вылить свой чай тому на голову.
Франциск спал. Спал самым наглейшим образом, здесь, прямо на Артуровой кровати!
Такого Керкленд, признаться, никак не ожидал, и когда первичная волна удивления потихоньку отступила, он закрыл за собой дверь, прошёл несколько шагов и остановился прямо посреди помещения, растерянный и возмущённый. Его естественным желанием было растормошить спящего и выгнать его вон, но тут француз проговорил во сне что-то невнятное, и Артуру показалось, что тот вот-вот проснётся… Но нет. Бонфуа бессовестно продолжал спать, лишь устроившись теперь поудобнее, улегшись с ногами и подложив руку под подушку, и наблюдавший сию сцену Артур чуть не выругался самыми непристойными словами, которые он только мог вспомнить в данной ситуации.
Несколько минут он так и простоял в недоумении, пока не заметил, что по-прежнему держит в руках кружку горячего чая: струйки пара поднимались с его поверхности странными завихрениями и таяли в воздухе перед глазами. Керкленд тихонько прошёл к своему рабочему месту и осторожно поставил кружку на стол, прежде чем выключить ненужную к тому времени лампу, сесть и отпить несколько глотков; Франциск же продолжал мирно спать, оставив ручку, черновик и тетрадь лежать раскрытыми подле себя. Артур смотрел на всё это, молчаливо поджав губы, и почему-то непривычно долго размышлял над собственным выбором: разбудить ли этого наглого самонадеянного француза, уставшего и измотанного непрерывной учёбой, студента с синяками под глазами, почти невиновного в том, что он случайно заснул на чужой кровати? Или всё- таки?..
«Чёрт», - наконец, оборвав цепочку своих мыслей, подумал он и, словно в укор себе самому, покачал головой. – «А где мне-то теперь спать?!»
Впрочем, этот не менее трудный вопрос так же решился сам собой. Сначала англичанину пришло в голову переночевать в комнате Бонфуа, так как та теперь пустовала, но, вместе с тем, было совершенно очевидно, что она заперта хозяином; другого места для ночлега в общежитии было не найти (ну не спать же, право слово, на коврике у двери), так что Артуру оставался единственный, неизбежный и самый неудобный вариант – лечь рядом с одногруппником.
Положение складывалось, прямо скажем, неловкое: Керкленд прилёг кое-как на самый край, всячески стараясь не задеть спящего, потому что чересчур хорошо знал, что тот может надумать себе исходя из сложившейся ситуации, но спать так всё же было очень неудобно, ибо риск упасть посреди ночи на пол и удариться головой в преддверии экзамена был крайне высок. В связи с этим – а вовсе не с тем, что, лёжа к Франциску спиной, англичанин чувствовал себя не вполне комфортно, - Артур решил, по крайней мере, перевернуться на спину и занять устойчивое положение. Хотя через некоторое время стало ясно - да, спать в позе «руки по швам», а-ля оловянный солдатик, тоже мало его устраивало, ведь, в конце концов, изменять своим привычкам из-за какого-то сони, разлегшегося не на своём месте, он точно ни за что не стал бы, как не станет и в этот раз. А поэтому, решительно развернувшись (но всё же не настолько решительно, чтобы разбудить этим Франциска), Артур улёгся на бок, как он это делал обычно, с той лишь разницей, что раньше перед собой он мог видеть только светло-голубую стену, а сейчас это было умиротворённое лицо спящего Бонфуа. Спящего слишком близко, но теперь это уже почти не имело никакого значения, поскольку Керкленд и сам чувствовал ужасную потребность в долгожданно сне, тем более, промелькнуло напоследок в его голове, этот самоуверенный француз не представляет совершенно никакой проблемы, пока спит.
***
Следующее же утро показало, как жестоко Артур иногда ошибался в собственных убеждениях.
Пожалуй, следует также упомянуть и то, что утро, начавшееся со звонка будильника, уже никак не подходит под описание хорошего, а уж утро, начавшееся со звонка будильника и заведомо должное перерасти в экзамен по математическому анализу или по любому другому предмету, тем более, заведомо таковым не является. И на этом почти для всех студентов критерий отвратительности начала дня, наверное, завершается; для всех, но только не для одного особенно ворчливого англичанина: у него ведь с недавних пор есть свой, можно сказать, личный, бонусный критерий – Франциск Бонфуа, который прямо так и норовит проснуться с ним в одной постели. И в этот раз ему даже удаётся.
Телефон, выполняющий ещё и функцию будильника, надрывается, пытаясь разбудить их обоих, но, очевидно, привыкший к чрезвычайно громким рок-композициям Керкленд и ухом не ведёт, зато вот француз от такого громыхания просыпается сразу, впрочем, руку с пояса Артура он убирать всё же не собирается. Мало того, ему вдруг спросонок думается, что будить человека тривиальными способами – это же так скучно, а уж когда этим самым человеком является недотрога-англичанин, то грех не воспользоваться моментом и чуток не повеселиться. А потому Франциск придвигается ближе, ближе даже, чем когда-либо мог себе позволить в обращении с Артуром, и шепчет тому на ухо довольно игривое «просыпайся», чуть прикусывая мочку и щекоча кончиком языка шею. О да, стоит признать, что редко улыбающийся одногруппник кажется ему таким чертовски милым, пока спит, и это обстоятельство здорово возбуждает его фантазию, а особенно она разыгрывается, когда Керкленд ещё и тянет привычное поутру «мм» и совсем не отстраняется. Бонфуа кажется, что он вот-вот сорвётся и пошлёт дурацкий экзамен к чертям, однако секунду спустя спящий мозг Артура всё-таки пробуждается, и тот обнаруживает себя стиснутым в жарких объятиях. - Что ты делаешь?! – возмущается он вполне справедливо, ожидаемо отталкивая Франциска от себя. – И что ты вообще здесь делаешь? - Мы спали вместе, - будничным тоном отвечает француз – как-никак, а отомстить за несбывшиеся мечтанья ему хочется не меньше, чем воплотить эти мечтанья в жизнь. – Я остался у тебя вчера, забыл?
Сонные глаза Керкленда по-прежнему смотрят на него пристально и непонимающе.
- В каком смысле? – переспрашивает он на свою голову, и Бонфуа, явно довольный таким поворотом дел, вытягивается на чужом матрасе и закладывает руки под голову. - Ну-у-у, - тянет он интригующе, прежде чем ответить. - Уж точно не в том, о котором ты подумал. К сожалению.
..А потом Франциск так же спокойно, с совершенно непоколебимым выражением лица наблюдает за тем, как доведённый до ручки с самого утра Артур вскакивает и отключает несчастный телефон, отчаянно горланивший всё это время, а затем разворачивается и упирает руки в бока с более чем красноречивым видом. Бонфуа зевает и переводит взгляд на белый потолок. - Боже мой, зачем так злиться? Я могу с лёгкостью устроить нам и другой вариант развития событий, если хочешь. Только скажи, cher, и я…
- Заткнись, - шипит Артур, и в этот момент, думается французу, он действительно похож на змею. По крайней мере, звучит так же. – Ты – несносный, нахальный, самовлюблённый идиот! Мало того, что в сотый раз припераешься ко мне с очередной просьбой, дрыхнешь на моей кровати без разрешения, так ещё и вместо благодарностей за то, что я сжалился над тобой, ты смеешь насмехаться! - Хорошо-хорошо, уже ухожу, - Франциск, наконец, встаёт и в шутку поднимает руки в жесте безоружного преступника, готового сдаться властям. - Вот и катись, - подгоняет его Керкленд. И Бонфуа замечает, как горят его уши и пятнами краснеют щёки.
Он аккуратно закрывает за собой дверь и улыбается своим мыслям – несмотря ни на что, это утро определённо кажется ему хорошим. Хотя два примера по математическому анализу так и остаются нерешёнными, но, в самом деле, кого это волнует?..
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
В общем, это история о том, как Нами решила покопаться в нерассмотренных ею ранее возможностях языка С# и погрязла в них полностью, ибо это ужас и кошмар. Конечно, в университете нас только учат "играть в игрушки", а дельного ничего на рассмотрение не предлогают, кроме того, C# я учу сама... но, блин, там так много всего, в чём я не шарю от слова совсем. Придётся изучать ("Изучайте!", как говорил наш препод по теории вероятностей), хоть и с огромной неохотой, но придётся. Я, в конце концов, для этого и бралась за учебники. Эх, прямо вспоминается бессмертное "Надо, Федя, надо" х)
Помимо этого я всё-таки хочу пойти на курсы английского. Для тех, кто слышит эту фразу уже второй год подряд, это может показаться смешным, и я их вполне понимаю Впрочем, в этот раз я настроена решительно и даже села повторять грамматику (о да, вчера как раз села), чтобы не завалить тест на определение уровня. Первые попавшиеся два теста в инете говорят, что меня следует посадить на Upper-Intermediate, и я надеюсь, что они говорят правду х) Хочется как можно быстрее перейти к основной программе IELTS, а потому мне следует не теряться и доверять своему чутью на правильную расстановку времён в предложениях.
Из, так сказать, несерьёзных дел - я маюсь дурью, читаю "Женщину в белом" Коллинза, смотрю "Дворецкого", читаю мангу и пытаюсь написать фик. Позавчера прочла арку про циркачей, как мне и советовали, - дальше идти не стала, ибо многовато, - и была ужасно счастлива снова встретиться с Сиэлем, Себой, Уиллом и другими. Чёрт, всё-таки я рада, что моё увлечение аниме не кануло в лету.
На днях рисовала какую-то странную штуковину, предположительно, под названием "мандала", но почему-то забыда её тут опубликовать. Исправляюсь:
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Мур-мур-мур, ребятки. У меня хорошее настроение, ибо ирвин сладкие бровки принёс в ленту радостные новости, а именно - вышли первые две серии 3-го сезона "Тёмного дворецкого"! Это ж надо, а! Я уже года два-три аниме не смотрела, засиделась в Хеталии (хотя после неё, кажется, ещё глянула "Синего экзорциста", но всё равно осталась в Хеталии), да и времени на просмотр не было совсем - то поступление, то универ, то сессии... В конце концов, искать что-то новенькое было просто лень. А тут - прямо то, что нужно. Продолжение хорошо забытого старого пришлось как раз кстати, так что я не медля начала его смотреть. Ох, как же я скучала по всему этому *___*
Вдобавок к сегодняшнему счастью надо упомянуть и вчерашнее - хотя, конечно, такого восторга оно точно не вызвало - мы с И. ходили на "Безумную свадьбу". Милая такая французская комедия, про бедных родителей, у которых в зятьях ходят араб, еврей и китаец, ни больше, ни меньше. Впрочем нет, больше их всё-таки стало в скором времени - женихом чётвертой, самой младшей дочки, стал чернокожий паренёк. Надо было видеть лица отца и матери невесты в тот момент, когда она им его представила Ну и, конечно, какой французский фильм может обойтись без хотя бы одного, хотя бы ма-а-ленького упоминания об Англии?..
..Тем временем, вернёмся же обратно в сегодняшний день х) С огромнейшим удовольствием обнаружила, что Фандомная Битва уже в самом разгаре - после выложенных визиток стартовал второй левел с драбблами *-* Очевидно, что по всем выкладкам всех известных мне фандомов я не пройдусь - просто не в состоянии - но Хеталию и Дюрарара буду читать точно. Может, ещё Ноблесс, но это не обещаю х)
Как водится, баннеры, чтоб ничего не забыть и не пропустить~
Hard work beats talent, when talent doesn't work hard.
Автор: Nami-тян Фэндом: Hetalia: Axis Powers Основные персонажи: Франция, Англия Пэйринг или персонажи: Франция/\Англия Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма Размер: Мини Кол-во частей: 1 Статус: закончен Примечания автора: Я ещё никогда не писала фанфик так долго. Творческий кризис, ты ли это?.. Хотя, мне казалось, что после столь долгого перерыва как раз таки не должно быть никакого творческого кризиса. Однако он есть ._.
По существу хотелось бы сказать, что всё опять плохо х) Тщательно подбирайте слова и думайте, прежде чем говорить, иначе получится вот такая вот неразбериха.
читать дальше Иногда Артур жалеет о том, что делает или говорит, впрочем, остальным об этом знать не обязательно.
Он помнит, как это было в первый раз. Когда они напились, как два идиота, на чьём-то рок-выступлении в каком-то английском баре, и это было настолько необычно (для Франциска, по крайней мере) и странно, что каждый из них почти не был удивлён исходом. Кроме того, чисто эксперимента ради, не совсем уже трезвый Керкленд успел подсыпать в стакан своему соседу немного из своих личных наркотических запасов, так что в ту ночь именно он отчасти был в ответе за то, что произошло между ними. …И именно он этого хотел, не так ли?
Артур помнит, как это было в первый раз, но едва ли в этих воспоминаниях сохранились какие-либо отчётливые, резко очерчиваемые образы – он помнит только самое начало вечера, когда они только поздоровались и чуть ли не сразу обменялись привычными колкостями (Керкленд даже, кажется, подшутил на тему пребывания аристократа-Бонфуа в таком неподобающем для себя месте), потом выпили вместе, даже действительно вслушиваясь в одну из исполняемых песен, а потом выпили ещё и, кажется, ещё… А затем, ох, затем всё завертелось слишком быстро. Из остального Англия помнит только ощущения. Ненавязчивый поцелуй Франциска, – «ты ведь не против, правда?» – то, как он тянет его за руку и его пальцы на артуровом запястье, очевидно, сжимаются слишком сильно; Артур и сам не прочь вытворить что-то подобное, а потому он буквально цепляется за рукав чужой рубашки или пиджака, - или господи, не важно, что там, – и не желает отпускать от себя дальше, чем на несколько сантиметров. Это вынуждает Бонфуа целовать снова и снова, и каждый последующий его поцелуй становится всё грубее и развязнее, и Англия, в конце концов, больше не может терпеть.
В тот раз им даже не приходится ничего друг другу объяснять. - Мы были пьяны, - говорит Франциск на следующий день, но он, скорее всего, не помнит или даже не догадывается, что был опьянён не только алкоголем, и англичанин об этом знает. Он знает, что всё прошедшее – только иллюзия, умелый фокус, секрет которого ещё не раскрыт.
Проходит ещё несколько месяцев или, может быть, даже лет, прежде чем эти двое снова оказываются в одной постели, и на этот раз избежать вопросов всё же никак не удаётся, ибо им обоим достаточно хорошо известно: единственным, что подтолкнуло их друг к другу, были они сами.
Артур просыпается под тихий шорох и осторожные шаги – хм, очевидно, Франция хочет уйти по-английски? Какой каламбур! – и именно поэтому Керкленд поворачивается, давая тому понять, что его хитрый план провалился. Бонфуа к тому времени уже надевает рубашку, а Артур, вопреки всему, глядит на него без тени эмоций на лице. - Доброе утро, - наконец, звучит несколько хриплый голос, и Франциск, чёрт возьми, улыбается так, будто бы ничего не происходит. Англия медлит с ответом, размышляя, такое ли доброе это утро, потому что чужая абсолютно беззлобная и тёплая улыбка в его глазах почему-то вмиг становится недоброй ухмылкой. Зерно недоверия, когда-то занесённое в его подсознание, очевидно, к тому времени уже проросло и пустило свои корни непозволительно глубоко, пока все эти годы летели мимо них с Бонфуа – годы войн, годы предательств, годы подлых ловушек и жестокой борьбы.
Артур собирает все эти кусочки в своём мозгу, словно паззл, соединяет их воедино в прочное полотно истории, их истории, и на самых стыках его воспоминания плавятся, а границы между ними постепенно становятся всё менее различимыми. Войны перетекают одна в другую, мирные договоры, всё-таки не способные удержать от ненужных поступков и слов, так же сменяют друг друга с завидной частотой. Столетия, эпохи – всё это крутится вокруг, витает в воздухе, присутствует рядом с ними постоянно, напоминая и раздражая ещё сильней. Но иногда французу, как и англичанину, всё же приятно вспоминать о прожитом времени. Вспоминать те самые спокойные деньки, когда их ничего не угнетает и не давит на решения, как будто весь груз ответственности за те самые эпохи и года вдруг спадает с их плеч вместе с ненужной одеждой. Хотя, пожалуй, как бы это ни было легко – забыть обо всём ради обоюдного удовольствия (а именно такую причину придумал себе Артур для собственного успокоения), однако чувство тревоги, всегда следующее за расслабленностью и эйфорией, неизменно снова обрушивает мир на головы забывшихся.
В такие моменты Англии вновь хочется обороняться.
- Надеюсь, ты понимаешь, что это ничего не значит, - говорит он однажды, заправляя уже застёгнутую рубашку обратно в чёрные брюки и надевая поданный Франциском пиджак. Тот сразу же направляется к зеркалу, чтобы привести в надлежащий вид порядком растрёпанные волосы – уж очень Артур любит зарываться в них пальцами, путать и тянуть. - Конечно, - соглашается Бонфуа некоторое время спустя, наигранно-безучастно и словно специально повторяя, - конечно, ничего не значит. И Керкленд вдруг почему-то ловит себя на том, что это не совсем тот ответ, который он ожидал услышать, однако на то, чтобы думать об этом сейчас, а тем более обсуждать (хотя он всё равно не стал бы), не оставалось никакого времени, ибо в противном случае заседание грозило начаться без них.
Не то чтобы что-то меняется в их странных недо-отношениях в этот самый обычный день: всё происходит слишком быстро, сумбурно, на бешенных и непонятно откуда взявшихся эмоциях, но пока они молчат об этом – пока молчит Артур – Франциск молчит тоже. Даже несмотря на то, что он по-прежнему кажется Керкленду ужасно легкомысленным и неспособным ни на что, кроме привычных приторных ухаживаний и ласк, беззаботное «ничего не значит» из его уст всё-таки выбивает из колеи. В любом случае, Франция только покорно склоняет голову и соглашается со своим извечным соперником, и это, пожалуй, первый раз, когда Артур действительно желает неподчинения. Он хочет услышать альтернативный вариант, спросить «Неужели у тебя не найдётся другого ответа?», впрочем, шанс уже упущен секундой ранее и полученный тогда же ответ более чем ясно поясняет их двусторонние отношения.
Иногда Англия действительно жалеет о том, что говорит, но не признаётся в этом даже самому себе.
Он только следит за тем, как всё остаётся на своих местах, статичным и неизменным, и Бонфуа всё так же говорлив и дружелюбен, всё так же источает очарование и молодость, всё так же флиртует со всеми подряд. Артур не хочет быть кем-то из этой толпы, «одним из», но Франциск, кажется, специально каждый раз записывает его инициалы в начало собственного вымышленного списка, невзирая на всяческие попытки Керкленда стереть своё имя снова и снова. В итоге они опять ругаются – громко или безмолвно, при всех или наедине, - и эти их словесные войны только подливают масла в огонь. «Как ты не поймёшь?..» - думает Бонфуа, но Англия, к сожалению или к счастью, ещё не научился читать чьи бы то ни было мысли. Вместо этого он занимается своим, пожалуй, самым любимым делом – анализирует всё, что предпринимает его ближайший сосед, и делает на основе своих наблюдений весьма субъективные выводы, которые путают его ещё больше и злят, злят по-настоящему, так что ситуация становится всё более напряжённой день ото дня.
Артур не решается задать свой вопрос напрямую, особенно в рамках собственного безразличного отношения, однако когда Франция под ним запрокидывает голову и выгибается с тяжёлым, хриплым стоном и Керкленд не может думать ни о чём, кроме ошеломляюще восхитительного Франциска, вот тогда-то его истинные эмоции и вырываются наружу вместе с едкой, разъедающей изнутри ревностью. Чуть замедляясь, он наклоняется, чтобы поцеловать в уголок губ, колющую щетиной щёку, влажный изгиб шеи, и как-то даже непроизвольно, почти неслышно произносит: - Интересно, с кем ещё ты спишь? Неудивительно, что его слова не задерживаются надолго в его же собственной голове, всё перемешивается, путается, заставляя задыхаться, и когда Франциск переспрашивает Артура, тот только нетерпеливо целует его, даже не пытаясь унять волну неконтролируемой дрожи во всём теле. Потом они просто лежат и смотрят друг на друга: Бонфуа всё так же легко улыбается, и Англию чуть ли не тошнит от этой, как ему кажется, притворной улыбки, но когда его притягивают к себе, он всё же придвигается ближе, почти вплотную к чужому жаркому телу. Франция кое-как натягивает одеяло на них обоих – под ним удобнее беззастенчиво касаться, обнимать, переплетать ноги и соприкасаться руками, потому что Керкленд почему-то делает вид, будто не замечает всего этого, а Франциску такое только на руку. Так что, засыпая, он в очередной раз думает, как же всё-таки идеально они подогнаны друг под друга.
Артур не знает, по какой причине всё начинает меняться именно с того самого дня. Да, ему к тому времени успевают порядком наскучить и надоесть прежние однообразные отношения (а, может, дело не только в этом, точнее, совсем не в этом), но малейшие изменения, внесённые Францией в эти самые отношения, теперь, как ни странно, начинают беспокоить сильнее. Сначала Англия не находит никаких видимых изменений в поведении Бонфуа, зато он чувствует их слишком остро: некую холодность, отстранённость, нежелание говорить и даже спорить. Франция всё чаще отмахивается, молчит, будто экономя слова, что на него совсем не похоже; Франция сторонится Артура (по крайней мере, так заключает последний), уходит от разговоров и пресекает любую связь между ними. В конце концов, всё сводится к достаточно длительному времени пребывания раздельно друг от друга, и хотя Керкленд не допускает ни малейшей мысли о том, что они хоть когда-то были вместе, это обстоятельство всё же порядком расшатывает его самообладание. Он будто вновь вооружается, залатывая дыры на собственных металлических доспехах, когда слова в его голове выстраиваются в неизменное «так и должно было быть», и эти слова окончательно подтверждают все самые гадостные догадки относительно Франциска.
Слова, которыми Артур орудует, словно остро заточенными кинжалами, порой десятками лезвий пронзают его самого, оставаясь невысказанными.
А потому, когда Бонфуа совершенно неожиданно появляется на горизонте, приглашая его на совместный ужин у себя, Англия охотно соглашается – он оказывается уже почти готовым к решающему бою и остаётся только заготовить победоносную речь. Времени на последнее ему как раз таки хватает с лихвой, и Франция, пожалуй, хорошо осведомлён – он отводит Артуру на это целый день, к которому можно приплюсовать дополнительные два часа на оттачивание деталей и заключающие штрихи, пока поезд под Ла-Маншем преодолевает положенное расстояние.
***
В огромном доме Франциска можно увидеть сразу несколько эпох, сплетённых и перемешанных, выявляющихся как в малейших деталях, так и наполнивших собой целые комнаты, в которых каждый предмет мебели поразительно вписывается в тот или иной промежуток истории. Воспоминания, хранящиеся в этих стенах тоннами информации, перемешиваются точно так же, скручиваясь и формируя бесконечную спираль единой памяти, словно спираль ДНК – исходный код, заложенный в основу жизни. Артур очень хорошо понимает, что Франция хочет сказать ему и всем, кто приходит в этот дом, и когда его пальцы касаются резной дверной ручки, края массивного деревянного стола, изысканных серебряных столовых принадлежностей, то он буквально чувствует во всём тень чужих воспоминаний, тень минувших лет.
И, тем не менее, атмосфера этого вечера всё же слишком романтична для воинственно настроенного Керкленда, он вопрошает недовольно «К чему эти свечи?», но Бонфуа не отвечает ему, пропуская вопрос мимо ушей. Вместо ответа Англии предлагают всяческие вкусности со стола, - «Я готовил всё сам, только попробуй!» - и Артур, пожалуй, пребывает в лёгком замешательстве. Он лениво копается в весьма аппетитно выглядящем блюде в поставленной перед ним тарелке, но еда, на самом деле, последнее, что его сейчас интересует.
- Времена, когда я мог подлить тебе яду, уже прошли, - звучит голос Франциска, который, наконец, прерывает установившееся гробовое молчание. Артур проматывает эту реплику, словно плёнку на старом видео проигрывателе, проматывает дальше, слышит скрежет и ещё что-то, обрывки фраз и собственные мысли, и только потом решает остановиться, потому что двигаться дальше уже некуда, а начинать всё по новой не имеет никакого смысла. - Ближе к делу, Бонфуа. Зачем ты звал меня? Неужто все твои многочисленные знакомые были заняты? Хозяин дома только хмыкает, и Англия думает, что запустил бы в того чем-нибудь, не будь стол таким длинным и не сиди Франция по диагонали, а не на противоположном его конце. - Какой же ты зануда, - похоже, не наигранно вздыхает последний. - Но раз тебе так не терпится узнать, сегодня мы просто поговорим. - Это что-то новенькое от тебя. О чём же? - О наших отношениях. - У нас нет никаких отношений, - тут же извещает Артур, и добавляет не менее ехидно, - так что зря ты всё это наготовил. - Что ж, если ты не голоден, мы можем послушать что-нибудь, - легко соглашается Бонфуа. – Между прочим, специально для тебя я притащил в эту комнату патефон и пластинки. - Нет уж, спасибо, лучше есть твою еду, чем слушать твои песни. Хотя я откажусь и от того, и от другого. - Ты так и не оценил мой внутренний мир. Жаль, - Франциск откладывает салфетку с колен и встаёт из-за стола, из-за чего ему приходиться пройтись ножками громоздкого стула по паркету. – Но, думаю, пока ты всё-таки задержишься у меня. - Плохо ты меня знаешь, - ухмыляется Англия, - я намерен… - А знаешь, почему ты останешься? – неумолимо продолжает в это время Франция: перебивать своего оппонента – вот, что он действительно любит, особенно, если его оппонентом является Керкленд. – Потому что ты сам себя выдал, cher ami. Как ни прискорбно. - Перестань нести этот бред. Надо было следить за тем, сколько бокалов вина ты выпил. - А ты не выпил ни капли, зато совершил такой досадный промах, - Франциск разводит руками, оказавшись почему-то слишком близко, и Артур думает, когда это он успел подойти. – Отношения, да будет тебе известно, бывают ещё, например, дружеские или партнёрские… Но, судя по твоей реакции, ты бы поговорил о наших любовных отношениях, и в этом я с тобой абсолютно солидарен, мой дорогой. Так что предоставляю тебе уникальный шанс высказать мне всё, что тебя не устраивает. Заманчивое предложение?
Он немного приподнимает голову, чтобы смотреть теперь на Англию из-под прикрытых век, свысока, и выгибает одну бровь, ожидая ответа. Керкленд чуть ли не скрипит зубами от злости, однако прозвучавшее предложение действительно очень заманчивое, и Артур уже не знает, что ему выбрать – согласиться и признать догадки Франции или уйти и, тем самым, снова их признать. Он оказывается в тупике, в тупике, чёрт возьми, организованном его самым блестящим во времена врагом, и понимает, что полагать, будто Франциск не будет так же тщательно, как и он сам, готовиться к этому дню, было чересчур опрометчивым шагом с его стороны.
Англия не любит менять что-либо в своих чётко выстроенных планах, но уже поздно, потому что вторая сторона вступила в бой чуть раньше намеченного срока, так что приходится действовать по обстоятельствам и импровизировать, сохраняя внешнее спокойствие.
- Что ж, - первый осторожный шаг в сторону, поворот, - пожалуй, я сначала выслушаю тебя, это ведь ты меня позвал. Значит, тебе изначально было, что сказать, не так ли?
Смена позиций.
- Хм, хорошо, - полная боевая готовность, - пожалуй, начну с самого начала. Тебе лучше присесть, разговор будет долгим.
Огонь.
***
Холодный мрамор подоконника обжигает пальцы. Артур не хочет думать о том, почему всё так, и почти непроизвольно продолжает изучать местами шероховатую поверхность камня, каждую его трещинку, каждую царапинку. Он слушает Франциска достаточно внимательно, тот говорит монотонно и спокойно, будто бы читает специально заготовленный текст с бумажки, но никакой шпаргалки нет, как и эмоций в чужом голосе. Англию это удивляет, учитывая то, о чём толкует ему извечный соперник, и он чувствует, что сам в такой ситуации может только промолчать – только так кажется ещё возможным не проиграть это сражение. Впрочем, крепостные стены всё равно рушатся под напором вражеских аргументов, флот к этому времени почти потоплен, а пехота увязает в болотной грязи где-то посреди воображаемого поля боя. Время останавливается, когда Бонфуа напоминает о той ночи – самой первой, самой безрассудной – и открывает правду: он видел тогда, как Артур что-то подсыпал ему в коктейль, так что незаметно, пока тот был увлечён музыкой на сцене, поменял их стаканы. Он вспоминает также, как был насторожен, а потом и изумлён внезапной сменой поведения Керкленда, его смелостью, той жадностью, с которой он целовался, и тогда – он посмотрел в глаза англичанина. И понял, в чём же дело.
«Мы были пьяны». Артур помнит эти слова, но теперь, только теперь он раскрывает для себя секрет того давнего фокуса.
Тем временем, Франциск продолжает свой монолог, не оставляя времени на лишние размышления, как будто знает, до чего они порой могут довести. Он рассказывает о том, что было дальше, словно пишет автобиографический роман прямо здесь и сейчас, и выворачивает собственную душу наизнанку перед Англией, поражая откровенностью и всё тем же непоколебимым тоном. Действие разворачивается то в его собственной спальне, то на официальной встрече, то на войне, когда они стоят по разные стороны и всё же смотрят только друг на друга, - и каждый раз Бонфуа объясняет, вскрывает суть, освобождает Артура от заблуждений и предположений.
Артур замирает на секунду и выдыхает, прежде чем снова набрать в лёгкие побольше воздуха, потому что в самом конце Франция всё-таки решает добить своего противника. - Тогда ты задал мне вопрос, - говорит он, и Англия осознаёт, что это последний и решающий удар, от которого ему точно никак не увернуться. – Думаю, тебе следует порадоваться за себя – удалось-таки меня задеть. Впрочем, я был даже немного рад тому, что тебя так волнует, с кем я сплю.
- Меня… - собирается возразить Керкленд в своей привычной манере, но внезапно Франциск поднимается из кресла напротив. - О нет, помолчи, – морщится он раздражённо. - Твои слова всегда излишне ядовиты. Поверь, мне совсем не хочется придушить тебя здесь и сейчас, тем более, что я ещё не договорил. - Какая прелесть, - фыркает Артур, пытаясь направить беседу в привычное русло, - хочешь сказать, что терпишь меня только поэтому? - Разумеется, - удовлетворённо протягивает Бонфуа. Англия, сидящий вполоборота к окну, боковым зрением замечает его, подошедшего и опершегося теперь на спинку кресла. Франциск смотрит на своего гостя пристально и будто изучающе, - этого Артур уже не может разглядеть, - а потом наклоняется, перегибаясь, и едва ощутимо касается пальцами чужих волос. Англичанин отстраняется сразу же: его раздражение растёт с каждой новой секундой, словно в геометрической прогрессии – намного быстрее, чем ему, на самом-то деле, хотелось бы; он, наконец, поворачивает голову и смотрит в синие глаза напротив почти исподлобья. - Какого чёрта? – спрашивает прямо, и это, скорее, относится не только к непрошеным прикосновениям. Франция только усмехается и думает, сказать ли, какого чёрта, или всё-таки не стоит? А пока он размышляет, Керкленд, похоже, не упускает шанса высказаться самому. - Ты исчезаешь на полгода, - говорит он, вставая тоже, - затем появляешься, приглашаешь меня на этот нелепый ужин при свечах, чтобы рассказывать мне… - он запинается. Его шаги неуверенны, он раздумывает и в итоге не решается подходить к Бонфуа, как намечал, а остаётся стоять у окна. – Я не понимаю твоей цели.
…В ответ раздаётся лишь пустое молчание. Тянущееся, противное, словно любопытство, разгорающееся внутри пуще прежнего и заставляющее дыхание учащаться, а нервы – пребывать в непрерывном натяжении, подобно тонким струнам, которые вот-вот разорвутся. Артур пытается привести мысли в порядок, пытается отвлечься от гула в собственной голове, но внезапное прикосновение – ладонь Франциска ложится на его правое плечо, и, кажется, даже через одежду можно ощутить, какая она горячая, - вызывает приятные мурашки по телу. - Ты не понимаешь, - тихо и почти беспомощно констатирует Франция, - или не хочешь понимать. В любом случае, как-то раз ты сказал, что для тебя наша близость ничего не значит, и я согласился, чтобы не уступить тебе даже в этом. Но время шло, и мы стали встречаться всё чаще и чаще, пока я не решил, что стоит прекращать, потому что, - он хмыкнул, - да, потому что я вдруг осознал, как сильно привязал себя к тебе. - И тогда ты решил сделаться благоразумным. - Именно, - отвечает Бонфуа, делая всего полшага вперёд: теперь он может зарыться в волосы Артура носом. - Правда, я не знал, что продержусь так недолго, - шутливый тон несколько разряжает обстановку, но тёплое дыхание щекочет шею, и англичанин всё ещё не может прекратить думать о том, что Франциск стоит чересчур близко и что ему ничего не стоит сейчас прижать его к себе. Он с трудом подавляет в себе желание закрыть глаза и, в буквальном смысле, слепо следовать ощущениям, когда чужие губы всё-таки касаются кожи чуть ниже волос, а затем целуют, уже уверенней; руки скользят от острых плеч вниз, к локтям и ещё ниже, наконец, переплетая пальцы; голос звучит над самым ухом, глубокий и вкрадчивый:
- Только с тобой, как бы странно это ни звучало, я забываю всё. Забываю, кто я есть, забываю, сколько козней мы понастроили друг другу, забываю, что я должен ненавидеть тебя, Артур.
Интимный шёпот сбивает с толку окончательно – если бы Франция говорил всё это по-французски, Англия бы, наверное, совсем потерял контроль над своими действиями – он сжимает руку Бонфуа в ответ, и слова застревают где-то в горле тугим вязким комом. Пожалуй, это один из тех случаев, когда Артур оказывается совершенно бессильным, теряя своё последнее оружие – острый язык, и теперь ему остаётся только дышать кое-как, тяжко и тяжело, боясь захлебнуться кипящими внутри эмоциями. Он не может ничего сказать, но сказанного ранее уже предостаточно, думается Франциску, который помнит каждое слово, каждое чёртово слово из этих уст, сочащихся жёлчью, ведь раны от этих слов всегда болят и гноятся. Бонфуа знает, что излечения нет, можно только попытаться ненадолго стереть себе память – поцелуями, объятьями, долгими ночами вдвоём (со своей личной змеёй) – однако и это проходит. Медленно, но верно, снова действует яд, они снова не выносят общества друг друга, снова говорят гадости прямо в лицо и снова наносят удары в самые больные места.
«Мне больно», - хочет признаться Франция и покончить со всем, когда Керкленд оборачивается к нему лицом, но выходит только поцелуй, жадный и горький, и мир опять переворачивается с ног на голову. Франциск понимает, что ничего не может поделать с собой и со своей болезненной привязанностью к этому саркастичному и ужасно странному Артуру и что любит его, любит, как не любил никогда и никого, несмотря даже на пресловутую нефизическую боль от каждого контакта. В порыве чувств он прижимает Англию к себе почти отчаянно, но тот вдруг отстраняется, и они оба замирают в растерянности. Артур будто высматривает в чертах француза, в уголках его глаз, в пристальном взгляде что-то, что неумолимо ускользало от него все эти годы, и в тусклом свете старой люстры и лунного света он, наконец, видит перед собой обычного человека, измученного, с его живыми эмоциями и неподдельными чувствами. - Идиот, - говорит он беззлобно, и в этот миг что-то внутри Франциска обрывается. Он выдыхает облегчённо и позволяет себе улыбнуться, и Артур, кажется, впервые по-настоящему верит в искренность этой улыбки.