Ура! Второй том также дочитан.

♦ — Сир! Любовь до гроба? Я слишком молода и не желаю смотреть, как вы умираете оттого, что перестали любить меня.

♦ Выбора нет, стыд не поможет, усталость недопустима. Борись!

♦ Во имя чего мы себя мучаем? Все мы комедианты. Totus mundus... Наше назначение в жизни по большей части просто игра.

♦ Какое страшное расстояние между свершённым и несвершённым...

♦ Об этой встрече они рассказали потом великому множеству любопытных, которые меньше интересовались его [короля] словами, нежели его наружностью и обхождением. Хотели знать, добрый он или злой.
— Он печальный, — заявил один из тех, что близко заглянул ему в лицо.

♦ — Зло полно тайн. Ваша картина изображает не что иное, как мистерию зла.
Это удивило автора картины, он склонился над листом бумаги, словно увидел его впервые. Морней же, прошедший долгий и поучительный путь изгнанника, ощутил при этом гордость за то зло, которое претерпел, ибо оно есть частица тайны. И никогда не переставал про себя называть его так, хотя в действительной жизни утверждал добро; а в добре нет ничего загадочного.

♦ Страну любят за образ мыслей, за веру и древнюю славу, а это всё ей самой хуже видно, чем тому, кто наезжает сюда и причаливает к её утёсам.

♦ — Вы одарены силой воображения и убеждения. Вы всячески уговаривали меня, но я — старая королева, и я знаю, что будет дальше. Ваш господин будет обнимать вас, протестантов, потому что, говорят, у него доброе сердце, а стоит вам всерьёз воспротивиться ему, как он вас обезглавит. Сама я так поступала со своими католиками, только без объятий.

♦ В заговорах всегда участвуют возлюбленные.

♦ Одинаковые намерения у разных людей становятся разными.

♦ Люди вонзают нож точно так же, как славословят и падают на колени.

♦ Заносчивости недостаёт лишь власти, чтобы называться величием.

♦ Я был ребёнком, когда впервые услышал, что на свете существуют враги и что мои враги — вы. Поглядите на мою седую бороду, нелегко пришлось мне из-за вас. Нелегко, когда я в это вдумаюсь; но честный враг помог мне бездумно и радостно провести полжизни. Сегодня я получил награду — за труд в десять раз больший, чем несут другие, но всё же получил. Прощайте, идите своим путём, честные враги!

♦ "Наварра" — так называла она короля, чтобы не сказать "Франция", но её смятённое сердце говорило "Генрих".

♦ Есть слова, над которыми можно либо смеяться, либо плакать.

♦ Люди требуют от земного владыки того же, что и от небесного: суровости, непостижимости, недосягаемости. Высокого в обличье простоты никто не понимает и не прощает.

♦ Последние большие вельможи, или, вернее, предпоследние, слагают оружие, вплоть до толстяка Майенна. Его тучность теперь прямо жалка: почему победа над врагами даётся лишь после того, как они становятся жалки? Этого своего врага Генрих принял в Монсо, поместье маркизы, — принял с музыкой, театральными представлениями, хорошим угощением и всяческими почестями. Смотрел, как Майенн отвешивал три поклона, причём двое адъютантов поддерживали его грузное брюхо. Преклонить колено Генрих ему не позволил. Только потом, в парке, он старался шагать как можно размашистее, пока толстяк совсем не запыхался: в этом была вся его месть.

♦ Раньше ничего не было, — говаривал он в кругу друзей. — Теперь я ничего не хочу.

♦ "Из двух моих жён я не люблю ни одной. Отсюда их обман. Я купил их, королеву так же, как маркизу. Обманывая меня, они хотят забыть своё унижение. Женщины, которые наставляют нам рога, отстаивают свою личность."

♦ "...Лишь тот, кто теряет себя, теряет и других, и никто бы не изменил мне, если бы я сам себе не изменил."

♦ Нелегко терпеть безупречного человека, который избавляет нас от всех, кого мы любим.

♦ Марго былых времён и Генрих сошлись один на один у всех на виду; получилось очень величественно, они никак не ожидали, что им будет так горько. Лица застыли в официальной благосклонности. Взглядами, которые не уклонялись, но разобщались, они сказали: "Да, я помню минувшие дни. Нет, я не хочу их возврата".